В Беларуси после политического кризиса 2020 года госструктурам, похоже, не хватает людей — одни и те же лица переходят из одного органа власти в другой. Плюс система теряет специалистов. Например, из правления Нацбанка в этом году ушли как минимум трое. Директор бакалаврской программы «Бизнес-экономика» ЕГУ Дмитрий Крук считает, что после смены власти стране предстоит не просто реформировать систему, а по сути выстраивать ее заново — с новыми людьми, подходами и стандартами. Экономист убежден, что это произойдет быстрее, если опереться на молодых специалистов с современным европейским образованием и визионеров из бизнеса — тех, кто ориентируется на рынке и может предвидеть тренды.
«Процесс трансформации будет небыстрым»
— Однажды власть в Беларуси изменится — это неизбежно. Если это будет демократическая система, как вы считаете, реально ли достаточно быстро перестроить институты и экономику, чтобы дать толчок развитию, с учетом дефицита квалифицированных кадров?
— Это будет зависеть от того, как именно произойдет трансформация. Если появится возможность переформатировать систему по-новому, то вопрос, который вы ставите, станет одним из ключевых. На опыте Польши, Литвы, Чехии видно, что дискуссия о качестве госаппарата остается актуальной даже спустя годы. А именно от него (госаппарата) зависит, какой станет бизнес-среда, насколько современными окажутся управленческие практики и каким в целом будет экономическое здоровье в стране.
Поэтому вопрос крайне болезненный. Проблема в том, что у госуправления есть своя инерция — культура, процедуры, подходы. Как минимум на первом этапе нам придется работать с теми же ведомствами. Поэтому трансформация практик нередко связана напрямую со сменой тех, кто принимает ключевые решения.
Тут мы приходим к вопросу о персональном составе таких структур. Хорошо, когда есть пусть даже неформальная группа, которая на одной волне и понимает ключевые задачи. Она знает, каким должно быть госуправление и к чему стремится страна в экономике. В этом случае даже небольшая команда может быстро внедрить и распространить по всей системе новые практики.
В экономических ведомствах по сути работает пара тысяч человек. Но ключевых позиций там — около сотни. Значит, чтобы система заработала по-новому, не обязательно заменять сразу всех госслужащих. Скорее, важно, чтобы эти ключевые позиции занимали люди, которые придерживаются одинакового видения.
Если говорить о трансформации Беларуси, нам будут нужны люди, которые займут эти посты, а также некий поддерживающий элемент, эталон извне. Например, таким «якорем» могут выступать практики госуправления Евросоюза. Но в любом случае процесс трансформации будет небыстрым. Даже страны, которые вступили в ЕС примерно в 2004 году (среди них страны Балтии, Польша, Чехия. — Прим. ред.), проходили через это годами, несмотря на доступ к ресурсам и стандартам.
Не менее важно, чтобы процесс был необратимым. Раньше часто как передовой пример страны, которая в очень быстрые сроки смогла кардинально преобразить свой аппарат в госуправлении, в том числе в экономическом блоке, приводили Грузию. Но оказалось, что эти изменения обратимы.
— Если представить успешный старт демократической трансформации и движения в европейском направлении в Беларуси, хватит ли, на ваш взгляд, профессионалов, готовых заняться этим на первом, самом непростом этапе? И кто эти люди? Это скорее нынешние участники демократического движения, специалисты изнутри госструктур, представители бизнеса или кто-то другой?
— Если бы мы с вами об этом говорили лет пять назад, мне было бы гораздо проще ответить на этот вопрос. Тогда в экономических ведомствах шли позитивные процессы. Не было общего видения, но люди сами искали стандарты, понимали, что текущие практики неэффективны. В 2010-х годах многие госслужащие проходили обучение в МВФ, европейских институциях. Примерно в 2017—2018-х появился костяк специалистов с похожим пониманием что и как нужно менять.
Но с 2020-го отсутствие фундамента привело к тому, что такие люди либо стали исчезать из структур госуправления, либо они переродились и стали винтиками системы. То есть не они стали трансформировать систему, а она — их.
В итоге сейчас, скорее всего, в госуправлении нет пласта, на который можно опереться. В случае трансформации придется все выстраивать заново, наполняя аппарат новыми кадрами. И вопрос, откуда могут появиться люди, способные установить новые стандарты и задать тренд развития госсистемы, будет крайне острым.
Кроме как из образования, нового поколения — других вариантов немного. Но это не значит, что все, кто постарше или был в системе, однозначно ни на что не годны. Но лидерские роли, скорее всего, должны принадлежать молодым.
У тех, кто вошел в систему в 2000-х или 2010-х, шанс был — но он не реализовался. Эту страницу надо будет перевернуть.
«Отсутствие шлейфа из госсистемы Беларуси — это плюс»
— Говоря про новые молодые кадры, вы имеете в виду возраст или что они еще не были в системе?
— Скорее, возраст, но не обязательно. Это видно по опыту наших соседей из ЕС или Украины в период с 2015 по 2021 годы. Там на позиции в госуправлении приходили на недолгий период люди из бизнеса либо из других сфер, над которыми не было шлейфа старых подходов госуправления. Часто они приходили на весьма короткий период, но их достижения были чувствительными. Например, когда украинский Нацбанк возглавляла [бизнесвумен] Валерия Гонтарева, отношение к ней было неоднозначным, но за ней стоял сильный аппарат. И многие туда пришли из банковского сектора или финансовых компаний. И они действительно смогли трансформировать структуру. Похожие процессы происходили в украинском Минэкономики.
Но в нашем случае речь о новой плеяде зачастую будет означать и возраст. Это не эйджизм, а последствия сложившейся ситуации. Тем, кто уже пропитан порочными практиками, сложно будет взять на себя ответственность за внедрение новых. Поэтому в основном такую роль смогут исполнять молодые люди. Это не исключает входа в систему людей постарше из других сфер. Но думаю, что это будут точечные кейсы, а не массовое явление.
— Но эти люди не имеют никакого опыта и представления, как работает госмашина. Как они могут двигать ее? Или как раз в этом плюс?
— Первым будет вопрос, куда мы двигаемся. Если это путь европейской Беларуси, то нам не придется изобретать велосипед. В Европейском союзе стандарты и практики и для системы госуправления в целом, и почти для каждого ведомства отточены. В этом случае есть много опыта и ошибок, на которых можно учиться. Значит, отсутствие шлейфа из госсистемы Беларуси — это даже плюс.
Я часто встречал аргумент от госслужащих о том, как же можно претендовать на вхождение в госаппарат, если не понимаешь, как система работает изнутри. Но при таком подходе трансформации не получится или она растянется на десятки лет. Следовательно, мы опять приходим к тому, что отсутствие опыта работы в старой системе можно рассматривать как преимущество, потому что это позволит строить ее по новым стандартам и принципам без большого сопротивления изнутри госаппарата.
«Образование за рубежом — чуть ли не главный путь, откуда в госаппарате могут появиться новые люди»
— Тогда возникает вопрос, где конкретно брать новые кадры? Из беларусских вузов они вряд ли выйдут, потому что там готовят, скорее, исполнителей.
— Это тоже крайне болезненный вопрос. Вы правы, что в беларусских вузах в подавляющем большинстве программы заточены на то, чтобы просто выдрессировать людей. Там не особо заставляют думать, рефлексировать или отвечать на вопросы «зачем» и «почему», а просто передают некий набор навыков, не задумываясь о востребованности этих компетенций.
Поэтому параллельно крайне актуален вопрос, что и система образования в Беларуси должна меняться.
Но если мы говорим про начальный этап, то это один из тех вопросов, которые мы с коллегами держим в голове, запустив год назад бакалаврскую программу бизнес-экономики. Мы нацелены на формирование будущей экономической и бизнес-элиты в регионе. Это не только про госуправление, но и про новую бизнес-среду, где стандарты и практики тоже требуют переосмысления.
Это люди, которые получают образование в европейской среде по европейским стандартам. Они получают не только знания и навыки, но и важнейший опыт, попадая в профессиональную среду уже в период учебы. Это нетворкинг с европейским бизнесом, представителями госуправления Польши, Литвы, Латвии и Чехии. То есть они получают опыт. Это откладывает у них другие стандарты.
Поэтому, мне кажется, образование за рубежом сегодня — это, к сожалению, чуть ли не главный ответ на вопрос, откуда в будущем госаппарате могут появиться новые люди.
Даже если сейчас они не думают о госуправлении, позже они могут сыграть ключевую роль в трансформации Беларуси. Как я упоминал выше, так было в других странах.
— У вас сейчас начинается второй набор на программу по бизнес-экономике. Как бы вы оценили популярность этого направления среди молодежи?
— Сфера экономики, бизнеса остается в топе. Но есть важное отличие. 15−20 лет назад молодежь подходила к образованию как к экзистенциальному вопросу: «Я выбираю профессию — и этот выбор определит всю мою последующую жизнь». В этом случае люди руководствовались в основном двумя факторами: своими предрасположенностями и потенциальными заработками. Поэтому и были периоды, когда подавляющее большинство шло в юристы и экономисты. А в 2010-е ситуация начала меняться. Часть тех, для кого будущие доходы — ключевой фактор, стали больше ориентироваться на STEM (science, technology, engineering and mathematics — естественные науки, технология, инженерия и математика. — Прим. ред.), в том числе IT.
Но постепенно в выборе молодежи появился третий фактор: насколько он или она сможет быть свободным в переключении карьеры. У многих этот вопрос сегодня даже выходит на первое место. Также при выборе бакалаврского образования многие молодые люди стали в большей мере приоритизировать то, что им нравится, к чему лежит душа.
Поэтому сегодня чаще стали выбирать творческие профессии, а также STEM. Но сфера экономики и бизнеса остается очень востребованной. Это связано с тем, что она дает преимущество в виде широкого поля для развития. Когда меня просят кратко сформулировать, чему мы учим на нашей программе, я часто так и говорю, что мы прививаем экономическое, предпринимательское мышление. Это подразумевает огромное количество компетенций и разнообразие путей развития карьеры. В период обучения люди могут попробовать себя в финансовой и инвестиционной аналитике, менеджменте и проджект-менеджменте, анализе больших данных, исследованиях, маркетинге, HR-управлении и даже в собственном бизнесе. И попробовав себя в разных ролях, они могут найти свой путь развития карьеры.
В этом плане экономическое и предпринимательское образование — это замечательный фундамент, на котором каждый может построить свой уникальный карьерный путь.
От студентов часто слышим: «Не заставляйте нас определяться навсегда». Это логика современного бакалавриата — создать фундамент, не закрывая другие двери.
И вторая вещь, которую мы даем, — это вход в новую среду. Нетворкинг с бизнесом, представителями госуправления, живое понимание того, где ты и куда можешь двигаться.
В Беларуси молодые люди окунаются во вчерашний день и нередко сталкиваются с порочными практиками, которые в нормальном мире крайне маловероятно, что будут востребованы. Поэтому часть молодых парней и девушек сознательно идут за другим опытом. В нашем случае востребованность была видна уже по первому, прошлогоднему набору. Обычно на новые программы идут с опаской. Но у нас не было проблем с нахождением ребят высокого уровня подготовки, которые бы соответствовали той планке, которую мы выдвигаем.
— Вы раньше говорили, что беларусским профессионалам часто не хватает умения «продавать» себя. А как бы вы в целом охарактеризовали беларусскую молодежь сегодня? Какие сильные и слабые стороны вы у нее замечаете — в выборе профессии, амбициях, самооценке?
— Да, я неоднократно публично говорил про «продавать». Но это не мое личное убеждение, а гипотеза, основанная на высказываниях, которые я слышал от многих представителей бизнеса. Она подразумевает, что компетенции молодых беларусов не ниже, чем у сверстников из других стран, а в части ряда hard skills (профессиональных качеств. — Прим. ред.) могут даже быть и повыше. Но, в отличие от сверстников из других стран, они часто не умеют заявить о своих компетенциях. При прочих равных после собеседований, как рассказывали в компаниях, они склонялись к тому, чтобы взять на позицию, например, литовца или поляка. Но если же брали двоих, то через время уже на опыте работы видели, что компетенции у беларусов могли быть ощутимо глубже, чем их оценили изначально.
Это важный момент, поэтому я всегда пытаюсь обращать внимание студентов, что от такой скромности, свойственной беларусам, иногда стоит избавиться, особенно на рынке труда, и лучше порой гипертрофировать свои умения.
Если говорить о сильных качествах беларусских студентов, то я бы назвал умение переключаться. Считается, что многим сложно выйти за рамки своей специализации: технарям — на гуманитарные темы, гуманитариям — на точные науки. У беларусов с этим бывает попроще. Я вижу ребят, которые могут посмотреть на проблему через призму модели и формул, потом — социальных и гуманитарных наук, после чего вынести свой вердикт или решение. Это очень классное качество, особенно для сферы экономики и бизнеса.
Еще один плюс — это хорошая технологическая база. Много кто знаком с программированием, искусственным интеллектом, есть тяга к технологиям. Это тоже преимущество, которое важно сохранить.
Есть еще важный блок — личная эффективность, мотивация. Тут я бы сказал, что нет худа без добра. Нередко бывает, что чем богаче страна, тем зачастую меньше драйва у молодежи — они выросли в благополучной среде и спокойнее относятся к построению карьеры. А у беларусов (по крайней мере, с которыми я сталкиваюсь — а это молодые люди, которые едут в Европу) есть мотивация, желание искать себя и новые возможности, развиваться. И это очень хорошее качество.
— Почему, на ваш взгляд, ваши студенты однажды должны захотеть пойти работать в госаппарат в Беларуси — особенно на этапе трансформации, когда нужно больше отдавать, чем получать?
— Вряд ли сегодня значительная часть наших студентов задумывается о перспективе работы в госаппарате в Беларуси. Скорее, ребята думают о построении своей карьеры в бизнесе, реже в академической среде. Но успешная карьера в бизнесе вполне может со временем привести и к тому, что некоторые сыграют важную роль в беларусском госуправлении.
Есть такое шаблонное представление о людях из сферы экономики и бизнеса как об исключительных прагматиках. Оно сохранилось у нас с 1990-х или 2000-х. Современные бизнесмены — это часто визионеры (это, кстати, то, чем всегда могла похвастаться Беларусь). Они имеют чувство долга, миссии. Если у них спросить, зачем они развивают свой бизнес и для чего вообще его придумали, у многих вариант зарабатывания денег будет на пятом-седьмом месте.
Это люди с широким кругозором, с пониманием того, что они хотят что-то дать этому миру. Именно поэтому визионерские бизнесы оказываются самыми успешными во всем мире. И часто это тот крупный бизнес, который меняет страны или мир.
Если такие бизнесмены расценят как часть своей миссии то, что могут помочь стране, региону, перейдя в сферу госуправления, — для них это может быть вполне рациональным личным выбором. Некоторые подходят к вопросу схожим образом, но с позиции своего бизнеса: они хотят, чтобы их бизнес развивался в хорошей среде. И ради этого готовы сами принять участие в ее создании. И как раз такие примеры были в Украине и Польше.
Есть и второй момент — его я бы классифицировал как здоровый эгоизм. Бизнесмены и основатели даже очень крупных успешных компаний — это часто не самые известные люди. А вот если ты внес лепту в изменения всей страны, о тебе будут больше знать и ты будешь пользоваться бòльшим уважением. И здесь мотив в том числе — это инвестиция в собственный бизнес либо через рост известности собственника.
Поэтому я верю, что со временем наша программа сыграет важную роль не только в успешном построении карьеры наших студентов, но и в контексте будущего страны.
